Сторожевой пост в междуречье?

Есть на Земле священные места — либо природой облюбованные, либо обласканные вниманием человека. Такова Береща. Это часть котловины, которая сформировалась при участии легендарной Березины. В отличие от березинской низменности, из которой потоки воды устремлены на юг, водный стержень Берещи сориентирован  на север. Центральное место одноименному озеру. Некогда его называли «Берештой». Наверное, по аналогии с березовой корой, берестой, которая скапливалась вследствие бурного разлива.

Береща подпитывается двумя речками. Одна впадает с севера в урочище Кронштадт и называется Оконицей, так как вытекает из  озера Оконо, а  вторая — Кеста, пополняет водный баланс Берещи с юго-западного направления. Поговорим о ней подробнее. В настоящее время Кесту в полном смысле этого слова рекой назвать нельзя. Она в двух местах пересекает шоссе Минск — Витебск и настолько мелкая, что даже не отмечена дорожными знаками, скорее всего,  «закатана» в бетонные трубы.

Так почему акцент на Кесте? Речушка обладает удивительной особенностью. Истоки ее в Березинском биосферном заповеднике, в полутора километрах от озера Манец. Что в этом необычного? Необычны эти полтора километра. Они и составляют линию раздела — полоску земли, приподнятую над руслами рек. Водные потоки оттуда устремляются в противоположных направлениях: часть — в сторону Черного моря, а часть — в Балтийское. Уму непостижимо, насколько мала эта естественная граница — всего-то верста с небольшим!

Ясно, что Кеста манила воображение людей творческой мысли: а не соединить ли «два берега»? Однако лавры известности приняла на себя Волова Гора — перешеек между озерами  Плавно и Береща, — чуть севернее истока Кесты. Именно там пролег основной, соединительный участок Березинской водной системы, построенной в начале девятнадцатого века.

Возникает вопрос: почему же Кеста оказалась, образно говоря, не у дел? Пожалуй, ответ прост. Речушка болотистая, течет в низменности, где сильно усложнялись строительные работы. Глядя на положение Кесты, приходишь к выводу, что когда-то она составляла единое целое со всей березинской впадиной, впадала в приток Березины, и вся Береща была частью южного водного бассейна.

А тут новая логическая задача возникает. Все-таки где же тогда проходил водораздел? Ведь из Берещи вытекает всего одна небольшая речушка, причем под таким же названием. Она и составляет основу распадка, ответвлённого от березинской поймы и устремленного на северо-восток. В польских источниках встретил немного измененное название реки — Bereszka, то есть уменьшительно-ласкательное, по аналогии «Улла-Ульянка».

Помню, в этом краю в шестидесятые годы мелиораторы осушили местность и вычерпали залежи торфа.  «Обессточив» Берещу, она практически обезводилась. Не раз хаживал в эти знакомые с детства места и уныло отмечал: очень трудно отыскать здесь даже  следы былого величия.

Привольные разливы Берещи в цепкой памяти осели ностальгией по тем славным временам. Затапливались окрестности. Рельефно прослеживался  контур в виде возвышенной гряды, окаймлявшей пойму. Холмистый кряж тянулся с Воловой Горы, с запада на восток, через Оконо и Беседы, натыкался на Эссу и поворачивал на юг, к Рудне. «Нос» Берещи, словно хобот большого ящера, «нащупывал» уязвимое место, чтобы прорваться к большой реке.  И находил его — за деревней Веребки, вблизи Эссы, которая, в отличие от березинских вод, зыбилась на север.

У тех, кто бывал в этих благословенных местах, невольно возникал вопрос: кто повернул Берещу? Она сама пробилась сквозь горную гряду или это дело рук человеческих? Участок, где образовалась «прорубь», жители Веребок окрестили Размылым. Считается, что название оформилось сравнительно недавно. В этом месте канал, проложенный вдоль реки, буквально втиснут в горловину: с обеих сторон нависают высокие склоны. Разделяла два русла лишь насыпная дамба, которой в настоящее время нет — ее подточила вода…

На мой взгляд, образовалось Размылое, судя по всему, очень давно.  Целесообразно  рассмотреть  такую версию. С давних пор на восточной стороне размытой гряды проводились древние обряды. Встречали Купалу: зажигали высокие костры, а по воде пускали цветочные венки, танцевали вокруг огня.

По свидетельству старожилов, сразу за перевалом устраивались красочные фестивали: весь район собирался  на празднества.  Местность помечена былинными топонимами: Великие Пожни, Курганистики. Украшают ландшафт, словно великаны, три горы. Они расположены в виде треугольника. Заключенное между ними пространство называется Репищем. Возможно, название возникло в связи с одной из гор — Круглой, которая очень похожа на репу.

Вторая гора носит имя Таренты — местного жителя. В пору тревожную  коллективизации крестьянин пытался распахать вершину и засеять ее рожью. В настоящее время горка окружена лесом.

Коль назвали две, как не упомянуть о третьей возвышенности. А третья, в отличие от Круглой, называется Плоской. У последней  своя отдельная история, подтвержденная археологическими исследованиями. Доказано, что в далеком прошлом ее разровняли и сделали крепостью. В историческом наследии Беларуси она обозначена как «городище Веребки» и охраняется государством.

Неоднократно проводились раскопки Плоской и отыскивались удивительные артефакты. Одно из последних исследований было в 2012 году. Снова подтвердились выводы ученых: гора служила пристанищем древних людей. Найдены многочисленные фрагменты лепной керамики периода днепро-двинской культуры. Посуду с подобным рисунком находили на территории современных Латвии и Литвы. А в нижнем пласту лежали  металлические вещи, характерные для раннего железного века, которые были распространены на территории современной России вплоть до Волги. Их возраст соотносится с периодом дьяковской культуры (7 век до н.э. — 5 век н.э). Все это говорит о контактах местного населения как с представителями прибалтийских народов, так и восточно-южных.

Научный сотрудник института истории Академии наук Беларуси Зоя Харитонович  сделала однозначный вывод: городище основано примерно 2000 лет назад — на рубеже нашей эры. «Культурный слой настолько богат вещественными историческими  приобретениями, что делает памятник очень перспективным для продолжения исследований».

Кстати, в околицах деревни Веребки и урочища Береща археологи нашли дополнительные доказательства раннего присутствия человека — еще в бронзовом веке. Всё это явно говорит об одном: в далеком прошлом местность была плотно заселена. А раз так,  давайте зададимся вопросом: не есть ли Плоская гора — насыпной объект, возведенный искусственно? Не образовалась ли она из породы, вынутой людьми? Не они ли стали первопроходцами 200-метрового участка Берещи, сбросив ее в Эссу и повернув  поток в направлении Балтийского моря?

Скажете, у них тогда не было технических средств? Как бы не так!  Египетские пирамиды были построены еще раньше: пять тысяч лет назад! А современные ученые отмечают, что на рубеже нашей эры происходил процесс разложения первобытнообщинных отношений, что подвигло   обитателей городищ к организованной защите сородичей и материальных ценностей. Они возводили оборонительные валы, увеличивали размеры площадок, придавая их склонам большую высоту и крутизну.

 Крепостное селение — словно сторожевой пост в междуречье, между Березиной и Западной Двиной. В то время было широко развито водное сообщение. Основоположник белорусской национальной историографии, профессор  М.В. Довнар-Запольский отмечал: через эти земли соединялся юг с торговым Новгородом, проходили удобные пути на восток. Ученый обращал внимание на любопытное высказывание византийского императора Константина Багрянородного, царствовавшего в конце десятого века. Рассказывал о лодках, на которых руссы прибывали в Константинополь. Плавсредства производились  в том числе и в Милиниске — Смоленске. Зимой лодки готовились, спускались в ближние озера и реки, а весной отправлялись в плаванье по Днепру.

Вспомним и такой факт. В начале прошлого тысячелетия Береща была частью Полоцкой земли, по которой  проходил маршрут викингов. Полоцк на Двине был знаком скандинавам, в их сагах он известен как Pallteskja. Есть предания о торговых сношениях полоцких кривичей с норманнами. М.В. Довнар-Запольский пришел к выводу, что из среднего Подвинья в среднее Поднепровье существовал прямой путь. Он описывал его так: «…Из Двины он шел по реке Улле, впадающей в Двину у местечка Улла, между Витебском и Полоцком. Уллою путь шел до Лепельского озера, из которого берет она начало и в которое впадает река Эсса. Среднее течение Эссы соединяется с озером Плавье (Плавно, — авт.), из которого берет начало приток Березины Сергут (Сергуч, — авт.), небольшим волоком, по которому теперь проходит Березинский канал». Ученый основывал свои выводы на летописях. В одной из них описано бегство Святослава Ольговича из Новгорода в 1141 году, спасавшегося от враждебного Ростислава Мстиславича, смоленского князя. С новгородским посадником и его братом Святослав «из Полоцка направились по Березине, естественному прямому пути…»  Каким же способом они добирались в среднее Приднепровье, история умалчивает. Скорее всего — речным, раз говорится «из Полоцка… по Березине», а значит не миновать им было Плоскую гору за Эссой.

Далее. Часть Полоцкой земли, говорят летописи, занимал Стрежевский удел. Он был известен с того же времени, что и Друцкий — с 1159 года. Существовал также город Стрежев. «В 1151 году Рогволод Борисович, завладев Полоцком, отдал его Всеволоду, изгнанному оттуда». Однако где находился Стрежев, до сих пор неизвестно. По мнению одних ученых, он располагался около впадения реки Свечанка в озеро Стрежев, где ныне находится село Стрижево Бешенковичского района. По мнению других — на месте современного Стрешина Жлобинского района Гомельской области.

Определение «Стрешев» появилось в летописи  при описании похода Мстислава, сына Мономаха, на полоцких князей. «Искать его непременно по дороге к Борисову нет никакой необходимости, — обосновывает Запольский. — Выражение «на Стрежев» указывает лишь направление пути, а не на попутный город, подобно тому, как мы говорим: на Москву, на Киев… Эта местность находится как раз за Борисовом…»

А раз так, то смею предположить, что Стрежев надо искать в нынешних границах Лепельского района. Самый прямой путь из Борисова к Полоцку лежал через Лепель. Слово «Стрежев», скорее всего, происходит от праславянского «storь», от которого в числе прочего произошли: древнерусское «сторожь», старославянское «стражь». Похожие корни у литовцев — «sбrgas»  (“сторож, охранник”) и у латышей — «sargs» (то же).

При том берещинский водораздел играл исключительную роль. Это был перевал, напоминавший спуск с горы. Если до него гребцы напрягали силы и весла против течения, то далее могли легко вздохнуть — вода сама несла вперед. К тому же в районе Размылого были своеобразные ворота — водное пространство настолько суживалось, что можно было устраивать досмотр, контролировать всех, кто проплывал мимо, пересекал Европу.

 Смею предположить, что Плоская гора — это пограничный пост. Не будем давать однозначного ответа, однако хочется напомнить, что долгое время, в период Великого княжества Литовского, по Береще шла разграничительная линия между воеводствами. Насколько ожесточенной была борьба за междуречье, описано еще в летописях Владимира Мономаха. Проклятое Поле в Лукомле являлось местом раздора между киевскими и полоцкими князьями. Предание гласит, что князья пытались заселить ту местность своими подданными, уничтожив местных кривичей. Не та ли участь постигла также берещинских поселенцев?

Прямо указывает на связь Берещи со Стрежевским уделом еще один немаловажный факт. В окрестностях Веребок известен уголок под названием «Подкнязье», а среди веребчан ходит легенда о проживании в местности неких князей. Название могло измениться. Точно так же, как поменялось название Лепельского озера. В «Описании Борисовского повета», изданном  в Вильно на польском языке, озеро упоминается как Белое.

Еще две географические точки, ранее входившие в состав Полоцкой земли, вызывают ряд вопросов. Это Неклоч. Известно, что до него дошли новгородцы в 1128 году во время того же похода Мстислава Мономашича. По Довнару-Запольскому, это озеро Неклочь на границе с Беларусью, в Псковском районе, из которого «берет начало река Полота». Однако на карте советского и российского историка-археолога Л.В. Алексеева Неколочь обозначено в районе нынешней Боровки. Более того,  там, действительно, есть озеро с аналогичным названием. Неизвестно также, о каком Городце идет речь в старинных летописях. «Ходяше подъ Литвою» говорится о Володаре Всеславиче, княжевшим там во второй половине XII столетия. «Под Литвою» мог быть Городок на волоке, между озерами Плавно и Береща.

Во всяком случае, Лепельщина хранит еще немало тайн. Стародавние поселения людей на берещинских веретеях открыл местный краевед Василий Хацкевич. А совсем недавно на своем подворье в Веребках откопал  кусок крицы. В XIII — XIV веках из нее получали железо. Крица не просто валялась в земле, вокруг хранились следы выплавки — огнища с остатками пепла и углей.

Василий АЗОРОНОК,

краевед.